Джатака о блеске могущества - КРАСОТА СПАСЕТ МИР

Джатака об испытании добродетелей

    Со слов: «Нет блага выше, чем добро...» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал рассказ о брахмане, который захотел испытать силу своей добродетели. Брахман этот жил при дворе царя

    Косалы, хорошо усвоил, что Будда, дхамма и санга суть три истинных прибежища, твердо исполнял все пять заповедей и знал наизусть три веды. Восхищаясь его достоинствами, царь оказывал ему особые почести. И подумал тогда брахман: «Царь Косалы предпочитает меня всем другим брахманам и выказывает мне как своему наставнику чрезмерное уважение. Непонятно, однако, почитает ли он меня столь сильно из уважения к высокому происхождению, роду, семейству, богатству, знанию наук или же и впрямь благодаря моей добродетельности? Надобно его испытать», — решил он наконец. И вот как-то раз, побывав у государя, прежде чем уйти домой, он похитил с полки у хранителя царских сокровищ одну монету и унес ее с собой. Из уважения к брахману хранитель никому не сказал об этом ни слова. На следующий день брахман унес уже две монеты. Хранитель стерпел и это. Когда же на третий день брахман набрал целую горсть монет, хранитель набросился на него:»Нынче уже третий день, как ты грабишь царскую семью».И он трижды прокричал во весь голос: «Эй! Я поймал вора, который грабит царскую казну!» На крики его со всех сторон сбежались люди. Восклицая:»Долго же ты морочил нас, прикидываясь добродетельным человеком», они накинулись на брахмана, стукнули его несколько раз и, связав ему за спиной руки, потащили на суд к царю. Царь, весьма опечаленный, спросил его: «Почему ты, брахман, занимаешься столь скверным делом?» И распорядился: «Накажите его по-царски!» Брахман сказал ему тогда:»Не вор я, великий государь!» «Зачем же ты брал деньги из сокровищницы царской семьи?» — воскликнул царь.»Я решил испытать тебя, — ответил брахман. — Ты оказывал мне всяческие почести, и я задумался: отличаешь ты меня от всех остальных только из-за моего происхождения или иных, тому подобных, причин либо же потому, что чтишь мои добродетели. И вот теперь я доподлинно узнал, что выделял ты меня потому, что чтил добродетели мои, а не мое происхождение. В противном случае ты не распорядился бы наказать меня по-царски! И все, мной содеянное, еще раз убедило меня в справедливости высказывания: «В этом мире добро есть высшая и первейшая из добродетелей». Но, и следуя нравственным заветам, я не могу всецело устремиться к добру, покуда живу жизнью мирянина и, пребывая во власти страстей, жажду удовольствии, поэтому я сегодня же направлюсь в Джетавану, к Учителю, отрину мир и стану монахом. Позволь же мне принять монашество, государь!» Уведомив царя о своем намерении, брахман стал собираться в Джетавану. Все его родные, друзья и знакомые пытались разубедить его, но, видя, что это тщетно, отступились. И вот явился он к Учителю и с его дозволения вступил в общину и стал бхиккху. Позже, оставаясь стойким в усердии своем, развивал он внутреннее видение и обрел арахатство. Придя к Учителю, он поведал ему об этом в таких словах: «Почтенный, я поднялся на высочайшую высоту, на какую только можно подняться в монашестве!» Вскоре о его преображении знала уже вся монашеская община. Как-то раз, сойдясь в зале собраний, бхиккху восхваляли его добродетели. «Вот, достойные, — толковали они между собой, — этот человек был ранее брахманом, приближенным к царю. Он подверг испытанию свои добродетели и достиг со временем арахатства». В это время в залу вошел Учитель и спросил монахов: «О чем это вы, братия, здесь беседуете?» Те рассказали ему. «Не только ведь ныне, бхиккху, — заметил тогда Учитель, — и не только этот брахман, пожелав узнать, сколь велико добро в нем, принял монашество и затем утвердился в арахатстве, но и в прежние времена были уже мудрые, которые точно так же подвергали испытанию свои добродетели, вступали на путь монашества и готовили себя к спасению». И, поясняя сказанное, Учитель поведал собравшимся о том, что было в прежней жизни.

    «Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, Бодхисатта был домашним жрецом царя. Его щедрость и готовность вершить добро не имели пределов, его нравственные устои были непоколебимы, и оп никогда не нарушал ни одной из пяти заповедей. Царь поэтому оказывал ему особые почести, выделяя среди других брахманов. Далее все произошло точно так, как уже рассказывали. Желая испытать силу своей добродетели, Бодхисатта унес монеты, его поймали и потащили на суд к царю.
    Когда Бодхисатту со связанными за спиной руками вели к царю, в одном из закоулков он и его стражи натолкнулись на заклинателей, показывавших свое искусство в обращении со змеей: они хватали змею за хвост, за горло, обматывали змею вокруг дней и всячески с нею забавлялись. Видя это, Бодхисатта не удержался, чтобы не сказать заклинателям:»Не хватайте, любезные, змею ни за хвост, пи за горло и не позволяйте ей обвиваться вокруг шеи, не то она укусит вас, и вы тотчас расстанетесь с жизнью».»Послушай, брахман, — ответили заклинатели, — змея наша следует законам добра и знает, как себя вести; она не предана злу, как ты. Ведь сам ты погряз в скверне и не знаешь, как себя вести, именно поэтому тебя и схватили люди, вопя: «Вот вор, пытавшийся обокрасть сокровищницу царского дома!» Потому-то тебе и связали руки и тащат на суд». И подумал тогда Бодхисатта: «Даже змей считают добродетельными всего лишь за то, что они не жалят и не проявляют своего злобного нрава. Какими же достоинствами должны обладать тогда те, кто рожден людьми? Воистину, законы добра — высочайшие в этом мире, и нет ничего превыше добра!»
    Бодхисатту доставили к царю. «Что случилось, любезные?» — спросил царь. «Вот, государь, вор, покушавшийся на сокровища царского дома», — ответили придворные. «Накажите его по-царски!» — повелел царь. «Не вор я, великий царь», — сказал Бодхисатта. «Зачем же ты крал деньги?» — вопросил царь. Бодхисатта рассказал ему обо всем, в тех же словах, что и прежде. Закончил он, сказав: «Потому-то я еще раз уверился в справедливости речения: «В этом мире добро есть высшая и первейшая из добродетелей». И, добавив к этому: «Если признать, что ядовитая змея считается добродетельной лишь потому, что не жалит, не проявляет своего злобного нрава, лишь потому, что никому не причиняет вреда, — то и этого довольно, чтобы заключить: «Добро есть высочайшая и первейшая из добродетелей», и Бодхисатта спел такой стих во славу добра:
    Нет блага выше, чем добро, —
    гласят старинные скрижали,
    Скажите, что змея добра, —
    и вы укуса избежали.
    Спев этот стих, Бодхисатта наставил царя в дхамме. Затем он, полностью избавясь от страстей, сделался подвижником и ушел жить в Гималаи. Там он достиг прозрения и овладел всеми пятью ступенями знания и восемью совершенствами и тем подготовил себя к возрождению в мире Брахмы».

    Заканчивая свой урок дхаммы, Учитель так истолковал джатаку: «Царскими слугами в ту пору были ученики Пробужденного, домашним же жрецом царя — я сам».

Джатака о блеске могущества

    Словами: «Твой череп сокрушен слоном...» — Учитель — он жил тогда в Бамбуковой роще — начал свой рассказ о том, как Девадатта прикидывался просветленным в Гайасисе.
    Рассказывают, что, когда Девадатта утратил способность к сосредоточению, а заодно и уважение, которое к нему прежде питали, у него осталась надежда на одно-единственное средство, и он стал молить Учителя открыть ему тайну пяти основ. Получив отказ, Девадатта расколол общину и увел с собой в Гайасису пятьсот юных бхнккху, которые прежде обучались у двоих наставников, лучших из последователей Пробужденного. Эти юные бхиккху не успели еще укрепиться ни в дхамме, ни в знании правил поведения. Раскольники жили отдельной общиной и кормились за счет одного из приходов. Как только настало для монахов-раскольников время вкусить от плода истинной веры, Учитель послал к ним двоих своих самых лучших учеников. Увидев их среди своих приверженцев, Девадатта обрадовался и решил, что на вечерней службе он сравняется величием с Пробужденным.
    В тот же вечер Девадатта прикинулся просветленным и сказал одному из посланцев Учителя: «Почтенный Сарипутта, вся наша община еще бодрствует и не собирается отходить ко сну. Побеседуй с монахами о трудностях постижения дхаммы, а я ненадолго прилягу: у меня что-то поясницу заломило». Девадатта ушел в свою келью и тотчас же улегся спать. Оба лучших ученика Пробужденного принялись наставлять заблудших монахов в истинной дхамме и, пробудив в них стремление обрести подлинный Путь и Плоды, увели всех за собой в Бамбуковую рощу. Видя, что монастырь совершенно обезлюдел, бхиккху Кокалика зашел в келью к Девадатте и сказал ему возмущенно: «Ведомо ли тебе, почтенный Девадатта, что оба тхеры откололи от тебя твоих последователей и ушли вместе с ними, а монастырь совсем обезлюдел? Чего же ты здесь валяешься, как будто ничего не случилось?» И, сказав это, Кокалика в бешенстве сорвал с Девадатты покрывало, схватил Девадатту в охапку и шнырнул об стену с такой силой, словно хотел в нее вдавить. Затем пнул Девадатту в грудь, так что изо рта у того хлынула кровь. От этих побоев Девадатта никогда уже больше не мог оправиться.
    Учитель спросил у тхеры, когда тот вернулся: «Сарипутта, как вел себя Девадатта, когда вы к нему пришли?» «Почтенный, — ответил ему Сарипутта, — едва только Девадатта увидел нас, он тотчас вознамерился сравняться с тобой величием, однако тщетно он прикидывался просветленным, ему так никого и не удалось обмануть». «О Сарипутта, — Заметил Учитель,- — не только ведь ныне Девадатта напрасно пытается идти по моим стопам, он и в прежнее время стремился мне подражать, только ничего у него не получилось». И, сказав так, Учитель, по просьбе тхеры, поведал ему о прошлом.

    «Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, Бодхисатта жил на земле в облике гривастого льва. Обитал этот Лёв в золотой пещере в горах Гималайских. Встал лев однажды ото сна, вылез из своей золотой пещеры, огляделся кругом и с могучим рыком, который разнесся далеко по сторонам, отправился на поиски добычи. Убив огромного быка, лев съел самые вкусные части его тела, затем спустился к ручью, вдосталь напился кристально прозрачной воды и хотел уже было вернуться в свою пещеру. А тут на него чуть не натолкнулся какой-то шакал, который рыскал по лесу в поисках пищи. Видя, что удирать уже поздно, шакал кинулся льву в ноги и почтительно перед ним распростерся. «Чего тебе надобно?» — грозно спросил дев. «Господин, — ответил шакал, — я хочу прислуживать тебе». «Ладно, — милостиво согласился лев. — Пошли, будешь моим слугой. У меня ты сможешь кормиться отменными кусками мяса». Лев пошел к себе в золотую пещеру, а шакал поплелся за ним. С того времени шакал подъедал все, что оставалось от трапез льва, и уже через несколько дней заметно раздался в теле.
    Как-то раз, отдыхая в пещере, лев предложил шакалу: «Заберись на вершину горы и, глядя на лежащие внизу горные долины, проследи взглядом пути слонов, диких лошадей, буйволов — словом, любых зверей, мяса которых ты хотел бы отведать. Потом спустись и скажи мне: хочу, дескать, попробовать мяса такого-то зверя. Почтительно склонись передо мной и попроси: «Яви, господин, свое могущество!» Я тогда задеру этого зверя и попробую его мяса, а заодно и тебе дам поесть». С тех пор так и повелось: шакал взбирался на вершину горы и высматривал разных зверей, мяса которых ему хотелось поесть, потом возвращался в золотую пещеру, рассказывал льву о том, что увидел, падал льву к ногам и говорил с почтением: «Яви свою мощь, господин!» Лев тут же пускался в погоню за жертвой и неизменно ее приканчивал — даже если это был огромный дикий слон в течке. Сам лев съедал лучшие части, потом делился с шакалом. Наевшись до отвала, шакал отправлялся вслед за львом в пещеру и заваливался спать.
    По прошествии некоторого времени обуяла шакала гордыня. Стал он думать: «.В конце концов и у меня четыре ноги, как у льва. Хватит мне быть у него на побегушках. С нынешнего дня я сам буду убивать слонов и других зверей и питаться их мясом! Ведь лев, хоть он и царь зверей, может убить дикого слона только благодаря тем волшебным словам, которые я всякий раз ему говорю: «Яви свою мощь, господин!» Пусть теперь лев говорит мне: «Яви свою мощь, шакал!» — а я сам буду убивать лучших из диких слонов и поедать их мясо!» Приняв такое решение, шакал подошел ко льву и сказал ему: «Господин, вот уже долгое время я кормлюсь мясом убитых тобою огромных лесных слонов, теперь я сам бы хотел убить слона и поесть его мяса! Что если на этот раз я лягу на твое ложе в золотой пещере, а ты пойдешь высматривать дикого лесного слона, бродящего по горным долинам? Заметишь такого слона — приди и скажи мне: «Яви свою мощь, шакал!» Прошу тебя, думай не только о своей собственной выгоде». «Послушай, шакал, — ответил ему лев, — убивать диких слонов под силу только нам, львам. Не родился еще такой шакал, который мог бы охотиться на лесных слонов. Это Занятие не для тебя. Живи себе спокойно и питайся мясом от убитых мной могучих лесных слонов». Но, несмотря на все отговоры, шакал никак не хотел отказаться от своей затеи и все время приставал ко льву с этой просьбой.
    Наконец, не в силах разубедить шакала, лев вынужден был сказать; «Ладно, забирайся на мое ложе и лежи там себе!» Уложив шакала отдыхать в золотой пещере, лев отправился на поиски жертвы; высмотрел в горной долине дикого слона в течке, вернулся к входу в пещеру и крикнул: «Яви свою мощь, шакал!» Встрепенувшись, шакал выскочил из золотой пещеры, огляделся по сторонам и, взвизгнув трижды, кинулся на слона, намереваясь вцепиться зубами ему в голову, однако промахнулся и упал прямо под ноги разъяренному великану. Слон поднял правую ногу и, опустив ее на голову шакала, раздавил ему череп. Затем превратил его тело в кучу костей и кровавого мяса, нагадил на эту кучу, задрал хобот и, громко трубя, побежал в лес. Бодхисатта, который все это видел, сказал тогда: «Вот и являй теперь свою мощь, шакал!» И он спел по этому случаю такой стих:

    Твой череп сокрушен слоном, разбрызганы мозги.
    Видать, явил ты мощь свою, устрашены враги.

    Так спел Бодхисатта. Он прожил после этого еще много лет, а с истечением отпущенного ему срока перешел в иное рождение в согласии с накопленными заслугами».

    Завершая свое наставление в дхамме, Учитель так истолковал джатаку. «В ту пору, — молвил он, — шакалом был Девадатта, львом же — я сам».